М.Чегодаева
ГРИГОРИЙ ДЕМБОВСКИЙ
В наши дни живопись как таковая – созданный талантом и мастерством художника, средствами, присущими живописи, пластический визуальный образ – часто представляется адептам современного искусства музейным «ретро», опрокинутым в безвозвратно ушедшее прошлое. Художник, способный на языке живописи – кистью, мазком, красочной фактурой, гармонией цвета, напряжением тона и света, ритмическим строем композиции – говорить о мире божием, «видимом и невидимом», подчас, чувствует себя каким-то ретроградом; нуждается не только в критическом анализе, но в понимании и защите. К таким «нетипичным» чудакам от искусства, моим «подзащитным» принадлежит живописец Григорий Дембовский.
* * *
Много лет тому назад известный историк искусств и критик Алексей Александрович Федоров-Давыдов, учитель целого поколения наших искусствоведов, сказал мне, тогда шестнадцатилетней ученице Московской средней художественной школы: «Помните, Маша, в искусстве нет ни стилей, ни направлений – есть только само искусство, хорошее или плохое».
Вот уже более шестидесяти лет храню я в памяти этот шутливый совет старого профессора, все больше утверждаюсь в мысли, что искусство следует воспринимать так, как воспринимаем мы состояние природы, атмосферу города, страны, народа с их неповторимым национальным своеобразием; как воспринимаем личность человека. Не подверстывать произведение искусства под некую типологию и судить в зависимости от того, насколько оно соответствует или не соответствует установленным критериям, а ценить, понимать и принимать таким, каково оно есть.
В самом деле: так ли уж важно, если я «с ученым видом знатока» классифицирую искусство Григория Дембовского как «традиционный реализм» или «нео-постимпрессионизм» и даже убедительно докажу, что эти направления – «законная» часть культуры XXI-го века и имеют полное право на существование? Разве это прибавить хоть что-нибудь к тому впечатлению, которое оставляют работы художника в глазах и душе зрителя? Пушкин советовал судить художника-творца «по тем законам, которые он сам над собой установляет». Какие же «законы» «установляет над собой» Григорий Дембовский, мой современник, по нашим нынешним меркам если и не молодой, то, во всяком случае еще не достигший старшего возраста? Чем живет? Что находит, избирает для себя в нашем, противоречивом и жестоком мире?
Гриша Дембовский прежде всего живописец. Он мыслит как живописец, смотрит на мир глазами живописца. Для него жизненная потребность, высшая радость писать – передавать на холсте кистью, красками, с натуры или по натурным впечатлениям нечто, его задевающее, волнующее, затронувшее его душу. Ставить на стол в мастерской неприхотливый букет – и с увлечением искать живописные средства для его художественного воспроизведения, строить цветовую гамму – то глухо серо-зеленую с сияющими вспышками кадмия желтого в головках подсолнухов, то тревожно темную, коричневую, на фоне которой полыхает алое пламя гвоздик. Бродить по подмосковному лесу, вдыхать свежий запах молодой ярко зазеленевшей листвы, замечать скромные домики затерявшиеся среди вековых сосен; всей душей, всем своим существом чувствовать, ощущать и всем своим творчеством передавать Россию.
Попав в 2007 году на стажировку в Париж он с такой же увлеченностью вдыхал неповторимый воздух этого удивительного города, не отрывался от окна, бегал по набережным Сены, захваченный неповторимым обаянием Парижа, любовался его сдержанной, то охристой, то голубовато-серо-лиловой цветовой гаммой, прихотливым ритмом скошенных углов домов на перекрестках разбегающихся улиц.
Серия «Парижские окна» 2007 год . Парижская тема стала одной из главных в творчестве Дембовского последнего десятилетия. Казалось бы, мне как искусствоведу, просто необходимо сопоставить его «Париж» с творчеством французских импрессионистов и постимпрессионистов, зачислить в «неоимпрессионисты», или объявить как приговор, что «Париж» Дембовского «не такой»! Но за переплетами окна его скромной парижской мастерской открывались не туристический Париж собора Нотр Дам и Эйфелевой башни, не «Большие бульвары» Писсаро и «Площадь Согласия» Дега. За окном Дембовского вставала изнанка большого города, прозаический двор, высокие крыши и стены домов, узкие как башни, какие часто замыкают углы и перекрестки парижских улиц. Единственным, кажется, достоинством его мастерской было то, что ее окно выходило на северо-запад; солнце приходило только к вечеру, и Дембовский самозабвенно писал эти стены, то золотистые, розовые, сияющие ясными чистыми красками на фоне лазоревого неба, то сдержанно-глухие, коричневато-охристые по цвету, словно бы притихшие в надвигающихся сумерках… Это был его, ему персонально принадлежащий Париж; его впечатление, ощущение города, слившееся с ощущением несказанного счастья быть в Париже, писать его.
Наступал вечер, закатные лучи врывались в мастерскую, прерывая работу. «Парижские окна» отпускали художника до завтрашнего дня, и он спешил на улицы, окунался в романтическую и таинственную атмосферу ночного Парижа, оживающих ангелов и горгулий его соборов, хрустальной влаги набережных Сены. Вот тогда-то врывался в его живопись Париж импрессионистов – встающий «за окном Ротонды» город «Верлена и Сезанна» Маяковского: «Париж фиолетовый, Париж в анилине…»
Этот «фиолетовый Париж» запечатлелся в серии «Полет ангелов», вещах аллегорических, условных по форме, но очень реальных по настроению.
«Сидящий ангел». Над кажущимся бескрайним, заполняющим весь холст пространством рябящей синими, розовыми, золотистыми бликами Сены склонился задумчивый фиолетовый ангел – статуя, декорирующая стену собора, добрый гений Парижа, осеняющий и охраняющий его, и скорбящий о его такой непрочной в нашем жестоком XXI веке красоте.
«Полет ангела». Спирально закрутившаяся розово-фиолетовая волна – бурные, стремительные мазки кисти, охватывающие некое подобие наклонившейся башни, шпиля, отдаленно ассоциирующегося с Эйфелевой башней. Та же башня в пересечениях желтых, красных плоскостей цвета, бури мазков… Да, несомненно: это Париж, его буйный, мятежный творческий дух, с такой силой проявившийся в искусстве, в стихии цвета, смещениях формы, безграничной свободе «самовыражения» художника. Париж повлиял на Дембовского, как влиял на каждого испанца, голландца, англичанина, русского, попадавшего в его жужжащий, роящийся, а подчас и остро кусающийся «Улей».
«Я хотел бы жить и умереть в Париже, / если б не было такой земли – Москва»… К Дембовскому, к его парижским настроениям эти строки Маяковского, как мне кажется, относятся в полной мере. Он мог бы жить в Париже, только «если б не было» Подмосковья, средней полосы России с ее лесами, деревьями – темы, проходящей сквозь всё творчество Дембовского, составляющей большой цикл картин и этюдов – пейзажей, натюрмортов…
Природа Дембовского, его деревья, травы, цветы – не природа Левитана, Сергея Герасимова, Зверькова, Андронова. Это опять-таки его собственная природа: тонкие деревца зеленеют по весне за окнами его дачи; корявые стволы темнеют против солнца в его саду, их широкие ветви, листья, то налитые густой летней зеленью, то позолоченные осенью стучат в окна его мастерской и скромные полевые букеты явно собраны где-то неподалеку. Природа Дембовского не нуждается в сравнениях с природой других пейзажистов, она увидена его глазами, воспринята его, сегодняшним ощущением.
В наши дни стало чуть ли не нормой сопровождать, а то и подменять произведение изобразительного искусства словесным истолкованием, «посланием», которое художник или его интерпретатор-искусствовед обращают зрителям.
Дембовский сопроводил экспозицию своих «Деревьев» таким «посланием»: «Деревья… Зачем деревья? Почему деревья? Много есть в мире другого, может быть, более важного, ежедневно необходимого, сейчас и здесь! Возможно… Но для меня сегодня важны и актуальны деревья. Мои «Деревья». Почему? Все очень просто! Они прекрасны и я их люблю. А что может быть важнее, актуальнее прекрасного и любви? Безобразие, мерзость, ненависть, банальная бездарность? Неужели это актуально? Встряхнитесь, оглянитесь вокруг, вспомните детство, прекратите обвинять всех и каждого, не радуйтесь чужим несчастьям. И возможно, даже наверняка, вы увидите, как свежие светлозеленые листья медленно, но уверенно тянутся навстречу к свету, к солнцу…»
Дембовский, пожалуй, с не меньшим талантом поэта, чем живописца, восторженно описал в своем «послании», как ветер играет листьями «создавая непередаваемую мозаику бликов и оттенков весеннего серебряного цвета»; как «ветви тяжелеют, цвет насыщается глубиной, темнеет» и «острый как лезвие луч солнца режет, ломает формы», как «сверкают на солнце желто-оранжевые с пурпурными боками яблоки, горит ослепительно желтым крона клена»… Но в отличие от «актуального искусства», живопись Дембовского не нуждается в пояснениях: всё, что он описывает в словах, звучит в красках его пейзажей. Его живопись «самодостаточна», говорит своим, присущим живописи языком, воздействует своей художественной формой. Отсутствие «литературности» – отличительное, и довольно редкое для современного искусства свойство Дембовского.
Между тем, в творчестве Дембовского не мало работ, ассоциирующихся с литературными темами – это и прямые «иллюстрации» к Библии («Георгий Победоносец», «Тайная вечеря»), и жанровые сюжеты, люди за работой – мастеровые, лесорубы, женщины у плетня («Разговор»); суровый мужчина с вилами («Хозяин»). Но в темных силуэтах женщин, в ритме черных вертикальных черточек плетня и горизонталях черных бревен избы на фоне ослепительно белого снега нет никакого литературного рассказа, как нет его и в набычившейся фигуре мужика – одинокого «хозяина» этих приземистых изб, этого поля, с занесёнными снегом золотистыми стеблями колосьев. Никакой выдуманной литературной «Руси» – только очень сильное и современное ощущении России, какова она сейчас – попрежнему неустроенная, заброшенная и застывшая в бесконечных снежных зимах.
В фигурных композициях Дембовского можно найти переклички с современной поэзией, бардовской песней. «Люди в ярких одеждах» вызывают ассоциации с «Мародерами», «Бойтесь того, кто знает как надо» Галича – в туманном белёсо-снежном пространстве холста куда-то несется, размахивая палками толпа черных и буро-рыжих людей с повторяющими их силуэты черными тенями; один впереди – черная фигура, человек-тень, то ли возглавляющий толпу, то ли гонимый ею… Впрямую созвучна балладе Высоцкого «Охота на волков»: безумный загнанный зверь, оплетенный как следами крови на снегу, сетью красных флажков, с наставленными на него с обеих сторон, из темноты ельника безжалостными трусливыми ружьями.
Тема «человек-зверь» постоянно присутствует в творчестве Дембовского. Он как мальчик – или как художник – способен увлекаться жестокой романтикой испанской корриды, смертельным единоборством человека и животного – или «себя-человека» с «собой-зверем» – можно ведь и так трактовать это древнейшее кровавое зрелище! Коррида вновь и вновь овладевает вниманием художника, вспыхивает трагическим контрастом черно-бурой фигуры быка и алым пламенем плаща тореро – предчувствием кровавого финала схватки. Триптих, посвященный корриде: предвкушение схватки тореро с быком, момент схватки и ее завершение – смерть быка – одно из самых драматичных созданий Дембовского.
Самое сдержанно-простое по живописи и самое «альтруистичное» по душевному состоянию, что было и есть в творчестве Дембовского – серия «Русский проект 2009». Русские церкви… Не знаменитые храмы – скромные деревенские церквушки, те, что на протяжении семидесяти лет – униженные, обескрещенные, обращенные в склады и гаражи – держались из последних сил и слава Богу, дождались Воскресения… Над их темными, с давно содранной позолотой куполами ослепительным золотом вспыхнули кресты, словно вбирающие в себя солнце. Этот, найденный художником образ-символ, особенно сильно действует в сочетании со строгой простотой серо-черно-белых красок русской зимы, черных заснеженных ветвей деревьев и крыш провинциальных домиков, жмущихся к церкви. Как и в парижских «окнах», живопись этих, очень «русских» работ Дембовского локальна по цвету, сведена к двум-трем оттенкам охристых, лиловато-коричневых тонов с яркими вспышками белого на фоне то солнечно-голубого, то пасмурно-серого неба. В его «церквах» звучит суровая отрешенность, неизбывная печаль, несвойственная его «Парижу», его веселым деревьям никогда не кончающегося лета, но отчетливо звучащая в его тревожных, а подчас и трагических «птицах» – еще одной постоянно возвращающейся, не отпускающей от себя художника теме.
Птицы – пикирующие с неба на больную кошку вороны («Воздушная атака»); «Бег» – подраненная птица, выпавшая из стаи, бегущая, оставляя кровавые следы на снегу; «Красный зверь» –вещь, особенно сильная своей живописностью, контрастом смятенных голубых мазков неба с черными стрелами ворон и буро-черного «колючего» бугра, в котором красным пламенем вспыхивает лисица…
«Россия» – вновь бескрайний снежный простор с черными полосами дальнего леса, черными избами и фигуркой мужика с вилами и огромным рассветным небом, в котором на проводах лазорево синеет одна и золотисто горит другая сказочная птица – то ли сирин и алконост, то ли дымковские игрушки – пожалуй, самая литературно-символическая работа Дембовского, вызывающая в памяти «игрушки» Юрия Васнецова, Мавриной. Что ж, это еще один, «установленный над собой» закон Дембовского– его очевидная любовь к учителям, предшественникам. Дембовский опирается на постимпрессионизм, на великих французов рубежа XIХ-ХХ веков, на наши «Мир искусства», «Бубновый валет», на «4 искусства», на поколение «отцов» – художников 1960-70-х; учится у них, пытается усвоить стилистику их живописного языка, приемы наложения мазка, построения плоскости холста, игры фактур. Но, что опять таки можно отнести к его заслугам, у Дембовского нет даже намека на прямое подражание кому либо. Его манера живописного письма, его пластическое вúдение, могут убеждать или не убеждать, но это, бесспорно, его видение, его живописный почерк. Подытоживая всё, ранее сказанное, повторю: движение сильных фактурных мазков, цветовая гамма, сочетающая сложные сопоставления синего, лилового, охристого с резкими вкраплениями глухо коричневой тьмы и вспышками яркого света, эмоционально воздействуют на зрителя, создают атмосферу чего-то необычного, ирреального, что просвечивает, проступает сквозь привычную для глаз «материю»…
Такого рода поиски были свойственны едва ли не всем новаторам ХХ века. Передать специфически-живописными средствами нечто большее, чем видится обычному глазу, проникнуть в глубинные слои «творения Божия», в суть вещей, в «душу» дерева, цветка, в неуловимую духовную атмосферу города; открыть зрителю «сверх материальную» красоту мира – такую задачу ставили перед собой все большие художники России, и Запада ХХ века. Подобные задачи пытается решать по мере своих сил и Дембовский. Если говорить о современных наших мастерах, то более всего близости можно найти у него с Николаем Андроновым, Павлом Никоновым….
Но ведь это так естественно, так нормально для художника: и воздействовать на людей своим профессиональным живописным мастерством, и постигать натуру, и прорываться за натуру в иные духовные пространства и при этом опираться на «стариков», уважать искусство в себе и себя в искусстве, выражать себя, свое мироощущение через свое искусство! Дай же Бог ему жить и творить согласно этим, «установленным над собой» законам.
* * *
Последняя в 2010 году работа Дембовского «Распятье», очень простое, очень «традиционное». Фигура Христа на Кресте точно такая, как ее столетиями рисовали и ваяли сотни художников. Но возносится Крест в «свое» – Дембовского – сине-лиловое со вспышками розового, мятежное «парижское», «испанское», «русское небо, упирается в белый бугор внизу – то ли облако, то ли сугроб бескрайнего русского снега, на фоне которого мечутся косые черточки злых ворон…
